Утешение было в одиночестве.
Спок был юн - очень юн, не ребенок уже, но еще и не подросток, красная пустыня была бесконечна, воздух горяч, напоен шелестом мертвых песков, а скалистый хребет, столь Споком любимый - предпочитаемый для уединения - огромен.
Сейчас Спок уже не столь молод - все еще молод, конечно, даже по человеческим стандартам, но уже давно не маленький мальчик. Бесконечная пустыня осталась бесконечной где-то на умершей планете.
В темноте каюты видятся выеденные солнцем и обжигающим ветром скалы, морщины камней забиты красным песком. На самой высокой из скал - ближе к вершине - был плоский выступ, с которого бесконечная пустыня казалась еще бесконечней.
У слова "бесконечный" нет сравнительной формы.
Маленькому Споку было все равно.
Стоя на выступе, он протягивал руки вперед, к красному морю песка - единственному виденному им морю. Ему казалось, что, если спрыгнуть, раскинув руки крыльями ланка-гар, то - либо камнем вниз, и темной рыбкой войдешь в красную гладь песочного моря, либо - вверх, к красному солнечному глазу.
Подобные мысли недопустимы для вулканца.
Споку было все равно.
Споку и сейчас все равно.
Он поднимает температуру в комнате, и на несколько секунд создается ощущение ветра - горячего ветра. Если прислушаться, можно услышать в нем сухой шепот песчинок.
Медитация не получается.
Его разум далеко.
Где-то на мертвой красной планете.