Пушист. Чешите.
Посчитай меня.
Раз-два-три.
Я закольцован.
Чего же мне надо?
Немного любви, мм?
Немного дружбы?
Немного покоя?
Мысли мои черными пауками кишат в голове, миллионом лапок касаясь черепа изнутри. Миллионом, триллионом, полиномом, палиндромом.
Что?
В левой части моей головы колышется серебряная стрекоза. Трепещет длинными прозрачными крылышками, её тонкое тело подрагивает и она смотрит на меня огромными фасетчатыми глазами, мол, я летаю, а ты - нет. Ха.
Недавно виделась мне на улице милая леди, точеной фигуркой чуть напоминающая песочные часики, закутанная в цветной платок и в огромных стрекозиных очках.
В правой части моей головы - банка с медом. Банка лежит на блестящем боку, сладкая липкая лужа - перед нею, и медленно стекают по стенкам и срываются с края тягучие янтарные капли. Мед сладок и тёпел, отстает от пальцев неохотно.
Пробегают по нему мысли-пауки, оставляя в луже медленно затягивающиеся ранки следов.
Внутри, где затылок, стоит печь, как в старом паровозе. Она раскалена, полна угля, из-под неплотно прикрытого заслона вырываются языки пламени. Огонь гудит, печь трясется. Покрытые сажей и потом мужчины зашвыривают внутрь уголь. Временами.
Идеальная окружность изображена на дощатом полу моего разума. Обреченные на вечность, бродят по ней мысли о разумном-добром, не поднимая головы.
Саднит обожженный нос.
Посчитай меня.
Раз-два-три.
Раз-два-три.
Я закольцован.
Чего же мне надо?
Немного любви, мм?
Немного дружбы?
Немного покоя?
Мысли мои черными пауками кишат в голове, миллионом лапок касаясь черепа изнутри. Миллионом, триллионом, полиномом, палиндромом.
Что?
В левой части моей головы колышется серебряная стрекоза. Трепещет длинными прозрачными крылышками, её тонкое тело подрагивает и она смотрит на меня огромными фасетчатыми глазами, мол, я летаю, а ты - нет. Ха.
Недавно виделась мне на улице милая леди, точеной фигуркой чуть напоминающая песочные часики, закутанная в цветной платок и в огромных стрекозиных очках.
В правой части моей головы - банка с медом. Банка лежит на блестящем боку, сладкая липкая лужа - перед нею, и медленно стекают по стенкам и срываются с края тягучие янтарные капли. Мед сладок и тёпел, отстает от пальцев неохотно.
Пробегают по нему мысли-пауки, оставляя в луже медленно затягивающиеся ранки следов.
Внутри, где затылок, стоит печь, как в старом паровозе. Она раскалена, полна угля, из-под неплотно прикрытого заслона вырываются языки пламени. Огонь гудит, печь трясется. Покрытые сажей и потом мужчины зашвыривают внутрь уголь. Временами.
Идеальная окружность изображена на дощатом полу моего разума. Обреченные на вечность, бродят по ней мысли о разумном-добром, не поднимая головы.
Саднит обожженный нос.
Посчитай меня.
Раз-два-три.