Пушист. Чешите.
Пустыня огромная, как сама Вселенная, и Спок в ней - всего лишь материальная точка, что-то крошечное и незначительное, одинокий моряк посреди океана.
Пустыня тянется до горизонта, куда не посмотри, и сухой ветер слизывает отпечатки босых ног, стоит им появиться, лениво шевелит волосы Спока и трогает легкую накидку на его плечах.
Беззвучно и бесследно скользят по песку вулканцы с затянутыми мутной пленкой глазами, не оступаясь и не оборачиваясь, еле слышно шурша церемониальными одеждами клановых цветов: роскошные одеяния, в которых облачали мертвых.
Запах благовоний жаркий и тяжелый, масляный - Споку не нравится запах, но его ноги увязли в красном горячем песке, и некуда идти, и вулканцы вереницей тянутся от горизонта до горизонта.
Спок уже не понимает, кто находится в движении.
Старая, сухая вулканка в душном фиолетовом платье останавливается, не продавливая песок узорчатыми туфлями, раскрывает руки. Рукава касаются песка, невесомо ложась на красную поверхность.
Прапрабабка. Тонкая, но прочная связь. Сколько у нее было детей, сколько внуков? Сколько ей было?
Спок видел ее всего один раз, много лет назад, и он прятался за мать, стараясь уйти от пронизывающего взгляда черных глаз, но она поманила его к себе, взглянула в глаза и кивнула матери.
"Ты будешь гордиться своим сыном"
От нее сильно пахло благовониями - не такими, какие разжигал у себя отец, но куда более терпкими, куда более насыщенными - ими старейшины вводили себя глубокий транс, от них у самого Спока болела голова и начинались галлюцинации.
Спок был слишком мал, чтобы достаточно контролировать себя, и спрятался за юбкой матери, утыкаясь лицом в теплую ткань и заглушая запах благовоний.
От нее и сейчас пахнет так же.
Так же сильно, так же терпко, и Спок отшатывается от нее, нелепо взмахнув руками, позабыв все свое воспитание на бесконечную секунду иррацонального ужаса.
Прапрабабка проплыла мимо, сгорбив плечи, и Спок отчаянно рванулся назад - туда, откуда шли вулканцы, но тело предало его, ноги сами понесли его вслед - за своим народом.
Он забился в нитях песка, запрокинул голову к жаркому тусклому солнцу, и старый вулканский бог, из тех, что остались идолами в бесконечных мертвых песках на погибшей планете, протянул ему револьвер, щелкнул, раскрутив, цилиндром, и Спок покорно принял оружие, ощутив ладонями прохладу металла.
- Гм, - сказал кто-то, выдергивая его за шиворот. - Твои боги действительно играли в русскую рулетку?
Спок вцепился в Джима Кирка, выпутываясь из жаркого кошмара, и теплые человеческие руки неловко похлопали его по спине.
- На, - в руки сунули стакан. - Пей. И в следующий раз, как встретишь этого парня, предложи сыграть ему.
Спок скрипнул зубами по краю стакана, жадно глотая прохладную воду.
Совершенно голый Джим Кирк почесал живот, разваливаясь на спине, ухмыльнулся:
- Рано тебе еще с ними.
Пустыня тянется до горизонта, куда не посмотри, и сухой ветер слизывает отпечатки босых ног, стоит им появиться, лениво шевелит волосы Спока и трогает легкую накидку на его плечах.
Беззвучно и бесследно скользят по песку вулканцы с затянутыми мутной пленкой глазами, не оступаясь и не оборачиваясь, еле слышно шурша церемониальными одеждами клановых цветов: роскошные одеяния, в которых облачали мертвых.
Запах благовоний жаркий и тяжелый, масляный - Споку не нравится запах, но его ноги увязли в красном горячем песке, и некуда идти, и вулканцы вереницей тянутся от горизонта до горизонта.
Спок уже не понимает, кто находится в движении.
Старая, сухая вулканка в душном фиолетовом платье останавливается, не продавливая песок узорчатыми туфлями, раскрывает руки. Рукава касаются песка, невесомо ложась на красную поверхность.
Прапрабабка. Тонкая, но прочная связь. Сколько у нее было детей, сколько внуков? Сколько ей было?
Спок видел ее всего один раз, много лет назад, и он прятался за мать, стараясь уйти от пронизывающего взгляда черных глаз, но она поманила его к себе, взглянула в глаза и кивнула матери.
"Ты будешь гордиться своим сыном"
От нее сильно пахло благовониями - не такими, какие разжигал у себя отец, но куда более терпкими, куда более насыщенными - ими старейшины вводили себя глубокий транс, от них у самого Спока болела голова и начинались галлюцинации.
Спок был слишком мал, чтобы достаточно контролировать себя, и спрятался за юбкой матери, утыкаясь лицом в теплую ткань и заглушая запах благовоний.
От нее и сейчас пахнет так же.
Так же сильно, так же терпко, и Спок отшатывается от нее, нелепо взмахнув руками, позабыв все свое воспитание на бесконечную секунду иррацонального ужаса.
Прапрабабка проплыла мимо, сгорбив плечи, и Спок отчаянно рванулся назад - туда, откуда шли вулканцы, но тело предало его, ноги сами понесли его вслед - за своим народом.
Он забился в нитях песка, запрокинул голову к жаркому тусклому солнцу, и старый вулканский бог, из тех, что остались идолами в бесконечных мертвых песках на погибшей планете, протянул ему револьвер, щелкнул, раскрутив, цилиндром, и Спок покорно принял оружие, ощутив ладонями прохладу металла.
- Гм, - сказал кто-то, выдергивая его за шиворот. - Твои боги действительно играли в русскую рулетку?
Спок вцепился в Джима Кирка, выпутываясь из жаркого кошмара, и теплые человеческие руки неловко похлопали его по спине.
- На, - в руки сунули стакан. - Пей. И в следующий раз, как встретишь этого парня, предложи сыграть ему.
Спок скрипнул зубами по краю стакана, жадно глотая прохладную воду.
Совершенно голый Джим Кирк почесал живот, разваливаясь на спине, ухмыльнулся:
- Рано тебе еще с ними.