Пушист. Чешите.
Истекая красным, он царапает землю, ломая ногти, вены вздуваются, красное хлещет.
Хозяйка следит - равнодушно, спокойно, не отрывая глаз.
Красивые у неё глаза - светло-серые, зрачок выбелен, словно выжжен, ресницы - светлые, длинные. Красивые глаза, красивые. Со-вер-шен-ны-е.
Как раз то, что нужно перед смертью.
Красное уже не хлещет - оно медленно вытекает.
Красное - так идеально.
Хозяйка подходит ближе, подбирая полы белого одеяния. Можно видеть её ноги - она не носит обуви. Ноги у неё тоже совершенны - длинные узкие ступни, тонкие щиколотки, кожа светлая.
Он поднимает глаза, ловит её взгляд. Хозяйка смотрит в ответ, не мигая. Господи, думает он, какие у неё губы. Чувственные, темно-вишневые, верхняя губа так очерчена, что он готов молиться на неё.
Хозяйка садится рядом, пачкая свои прекрасные ноги в красном - уходи, молю, здесь грязно! - и касается его лица длинной, тонкопалой рукой, и, кажется, он готов умереть от счастья, но он и без того уже почти умер и он мажет эту руку - эту восхитительную, сухую, узкую руку - красным, снова и снова скользя по ней губами.
Хозяйка наклоняется и целует его в лоб своими роскошными вишневыми губами и он, задыхаясь, умирает от восторга.
Истекая красным.
Хозяйка следит - равнодушно, спокойно, не отрывая глаз.
Красивые у неё глаза - светло-серые, зрачок выбелен, словно выжжен, ресницы - светлые, длинные. Красивые глаза, красивые. Со-вер-шен-ны-е.
Как раз то, что нужно перед смертью.
Красное уже не хлещет - оно медленно вытекает.
Красное - так идеально.
Хозяйка подходит ближе, подбирая полы белого одеяния. Можно видеть её ноги - она не носит обуви. Ноги у неё тоже совершенны - длинные узкие ступни, тонкие щиколотки, кожа светлая.
Он поднимает глаза, ловит её взгляд. Хозяйка смотрит в ответ, не мигая. Господи, думает он, какие у неё губы. Чувственные, темно-вишневые, верхняя губа так очерчена, что он готов молиться на неё.
Хозяйка садится рядом, пачкая свои прекрасные ноги в красном - уходи, молю, здесь грязно! - и касается его лица длинной, тонкопалой рукой, и, кажется, он готов умереть от счастья, но он и без того уже почти умер и он мажет эту руку - эту восхитительную, сухую, узкую руку - красным, снова и снова скользя по ней губами.
Хозяйка наклоняется и целует его в лоб своими роскошными вишневыми губами и он, задыхаясь, умирает от восторга.
Истекая красным.
